Роман Авдеев, владелец Московского Кредитного Банка рассуждает на церковную тему.
Совсем не обязательно хорошо знать церковную историю для того, чтобы увидеть: обрядовые формы, в которые Церковь обычно облекает свои таинства, - это категория очень изменчивая исторически. Нельзя отрицать и другое: до определённого момента развитие богослужения проходило в сторону всё большего и большего усложнения обрядности.
Как видно из книг Нового Завета, первые христиане довольствовались простейшими формами обряда: они причащались за вечерями, которые совершались по образцу той самой Тайной вечери, которую совершил Иисус Христос, предваряя собственную крестную смерть. Немногим позже появилась специализированная служба – литургия, на тот момент ещё очень простая. Она усложнялась постепенно: её чин стал более протяжённым, а молитвы стали читаться возвышенным, а не простым наречием. И в конце концов, церковному богослужению придали очень многое из того величавого церемониала, который существовал ещё во времена византийских императоров. Было скопировано очень многое, вплоть до царских облачений, в которые были наряжены наши архиереи.
Постепенно над Евангелием возникла массивная надстройка в виде сложнейшего богослужебного круга, который основывался на календаре, и подчинялся уставу, а также тщательно определял каждую деталь службы.
Из каких логических соображений всё это происходило? Судя по всему, по ходу истории, чем дальше отодвигалось в прошлое то время, когда Христос ступал на земле, тем сложнее становились обряды. Почему? Вероятно, потому что сами христиане менялись, менялось качество церковной жизни. Пламень веры, присущий первым христианам, апостолам и мученикам, уходил.
К Римской империи христианство удалось очень успешно привить – оно стало религией императоров и, автоматически, религией народа. По определению являясь религией, которая требовала от любого верующего полнейшего самоотречения (соответственно, религией крайне узкого круга максималистов, которые готовы были стать мучениками), христианство внезапно стало государственной религией, религией большинства. В результате этого Церковь стала не собором мучеников, а сообществом тёпло-хладных граждан, в которых веру приходилось постоянно взгревать. Тут и начался самый расцвет литургического творчества.
Но в каком далёком прошлом это было…
Если обратиться ко дню сегодняшнему, то стоит задаться вопросом – а справедливо ли это по отношению к современному человеку? Неужели, чем содержательнее и сложнее богослужебные формы, тем лучше они могут донести Истину до сердца и разума человека?
К сожалению, у меня сложилось чёткое ощущение, что такая логика уже давно не действует. Византиец времён Средневековья, будь он даже самым отъявленным негодяем, всё же очень воспринимал Слово Божие, которое обращалось к нему через богослужение. Был способен видеть красоту этого слова, внимать ей, отзываться своим покаянным порывом. Это воздействовало, и очень даже эффективно. Но среднестатистический россиянин – он разве таков?
Прежде всего, превосходящее большинство тех, кто приходит в храм, просто не понимают смысла большинства молитв. Мнение, что выучить церковно-славянский язык элементарно, - необоснованно.
Но проблема языка – далеко не единственная. Многие не способны внимать службе и по эстетическим соображениям: они не воспринимают пения (которые, к слову, во многих храмах очень далеки от идеального), не видят ничего привлекательного в богослужебных обрядах. У людей другие критерии красоты, которые сформировались под влиянием того же телевидения, с его шоу в духе Петросяна и попсовыми концертами.
Признаемся честно: церковное богослужение, существующее сегодня, практически не служит той формой, в которой бы адекватно облекалось содержание Евангелия. Люди глубоко и давно воцерковлённые ещё способны ему переживать, но таких очень и очень мало.
Если говорить о миссионерском эффекте богослужения, то он не то что равен нулю, а уже имеет самое настоящее отрицательное значение. Иначе быть и не могло. Что почувствует и увидит человек, который впервые попал на воскресную литургию в обычный, среднестатистический московский приход, в каком-нибудь спальном районе? Абсолютно непонятное по содержанию пение, битком набитый верующими храм, почти неслышимая проповедь, которая заглушается истошным рёвом младенцев в ожидании Причастия, ну и бабушек, шипящих у подсвечников. Вот и получается, что помимо недоступного содержания, богослужение в большей части случаев имеет и негативную эстетику. Не каждый будет способен абстрагироваться от таких впечатлений, особенно при условии, если эта встреча – первая встреча человека с православием.
Что же дальше произойдёт с восприятием церковной жизни у человека, который получил столь негативный опыт первого знакомства с богослужением наших дней? Даже если он не настолько впечатлителен, чтобы уйти из храма навсегда, и больше никогда туда не возвращаться, то остаются ещё две опасности. Во-первых, некоторые люди периодически начинают воспринимать богослужение как определённую неприятную процедуру, которая сопровождает его начавшуюся церковную жизнь, они стараются избежать этого, хоть и не отрицают церковную жизнь в принципе. Но это не самый худший вариант, потому что есть ещё во-вторых.
Во-вторых, богослужение, смысл которого непонятен, часто воспринимается человеком как самоцель, но не как средство. Обряд занимает место таинства, замещает его. Появляется искушение относиться к богослужению как к определённому магическому действу. Становится важным не участие, не внимание молитве, не вникание в её содержание, а просто сам факт того, что ты к ней причастен. И, соответственно, правильно исполняешь литургический алгоритм.
Поэтому пора задаться вопросом: чем же сегодня для нас является богослужебная настройка – тормозом в современной церковной жизни или всё таким же значимым средством духовного воспитания верующих?
Лично я пока не готов ответить на этот вопрос, но считаю его очень важным. Нужны меры, которые способствовали бы духовному оздоровлению Церкви, могли стряхнуть с неё всё то лишнее и временно, что препятствует жить по Евангелию, идти за Христом. Нужны какие-то перемены, иначе богослужебная жизнь рискует превратиться в «белую магию» для одних, и какую-то «игру в классики» для других. Однако, действовать в этом направлении нужно очень осторожно, чтобы, так сказать, ненароком не выплеснуть младенца вместе с водой.
